– Каким образом?

– Пока не знаю. Ясно, что Каплунович нам помогать не будет.

– И не захочет, – согласился Эдгар, – он беспокоится, что это провокация спецслужб против его компании. И каким-то образом все связано с бывшим премьером.

– Нужно понять, что именно связывало журналиста Оглобина, ее бывшего шефа Репникова и саму Логутину. – Дронго нахмурился. – Кажется, мне придется лично просмотреть все материалы этого исчезнувшего журналиста. Его статьи за последние полгода. Нужно все продумать. Если мы правы, то времени у нас нет. И я очень хочу знать, какой день «Х» она ждет. Я сейчас позвоню Борису Самуиловичу, и мы с тобой поедем еще раз домой к Логутиной. Осмотрим ее квартиру, может, найдем какую-нибудь зацепку. И позвони Леониду Кружкову. Пусть подумает, как можно просмотреть материалы вскрытия тела Репникова. И вообще узнает, какая прокуратура ведет расследование его смерти.

Эдгар протянул руку к телефону.

Еще примерно через час они подъехали к дому, где жила Вера Логутина. У подъезда их уже ждал помощник Каплуновича. Ему было лет тридцать пять. Высокого роста, широкоплечий, коротко остриженный, имевший характерное запоминающееся лицо с широкими скулами и раскосыми глазами, он был похож скорее на грозного вышибалу, чем на помощника президента крупной компании. Бывший спортсмен, мастер спорта по борьбе, Аслан Ганеев совмещал обязанности помощника, водителя, телохранителя и просто доверенного лица Бориса Самуиловича. Дронго невольно отметил, что они были почти одного роста с Ганеевым.

– Добрый день, – пожал ему руку помощник Каплуновича, – я принес ключи и предупредил дежурного, что вы приедете.

– Спасибо. – Дронго прошел первым. За ним Вейдеманис, и замыкал шествие Ганеев. Они вошли в просторный холл. Пожилой дежурный молча кивнул им, не задавая лишних вопросов. В кабине лифта Ганеев неожиданно обратился к Дронго:

– Борис Самуилович попросил вас, чтобы вы не говорили в присутствии его жены, что два раза были в квартире ее сестры.

– Не скажу, – пообещал Дронго, – а почему такая странная просьба?

– Он не хочет, чтобы его супруга об этом узнала, – пояснил Ганеев, – ей может быть неприятно, что вы копались в личных вещах ее сестры. Он дал ей слово, что сам будет осматривать квартиру. Вы понимаете?

– Да, – согласился Дронго.

На одиннадцатом этаже кабина лифта остановилась, и они вышли на лестничную площадку. Ганеев открыл дверь. Эдгар обратил внимание на нее. Массивная железная дверь, которую невозможно выломать. И внешний замок, запирающий дверь снаружи. Они вошли в просторный холл. Слева и прямо находились комнаты. В большую кухню-столовую вел коридор по правую сторону от входной двери. Дронго подумал, что нужно снять обувь. Пока он раздумывал, как поступить, Аслан Ганеев уже снял обувь и строго посмотрел на пришедших с ним гостей, словно ожидая, что они последуют его примеру. Дронго улыбнулся и первым начал развязывать шнурки. Его примеру последовал Вейдеманис.

– Придется ходить в носках, – сказал Эдгар, – тапочки сорок четвертого размера я себе еще, может быть, найду, а на тебя обуви в этом доме явно не будет.

– Какой у вас размер? – спросил Ганеев, взглянув на ноги Дронго.

– Сорок шесть с половиной, – чуть виновато ответил тот.

– У меня сорок пятый, – ответил Ганеев, – все равно всем придется ходить в носках.

Они прошли в спальную комнату. Здесь кроме большого зеркала и четырехстворчатого итальянского шкафа находились небольшое трюмо, столик с ноутбуком, кресло на колесиках, полутораспальная кровать, тумбочка. Дронго заметил взгляд Вейдеманиса. Его друг обратил внимание на эту кровать. Спать одной на ней было весьма комфортно, двоим уже достаточно тесно. Очевидно, Вера не любила, когда незваные гости оставались в ее спальне. Или таких гостей не было, после того как она переехала в эту квартиру?

– Проверь, какие записи там были, – попросил Дронго своего напарника, показывая на ноутбук. Он подошел к столику и посмотрел на провода, подключенные к аппарату. Ну конечно. Стоявший в спальной комнате ноутбук был подключен к Интернету. Наверняка в аппарате сохранилась вся переписка хозяйки квартиры. Сам он чувствовал себя достаточно неловко. Одно дело бегло осмотреть квартиру в присутствии Каплуновича, и совсем другое – рыться в личных вещах молодой женщины под строгим взглядом Аслана Ганеева. Дронго вздохнул и открыл шкаф. Белье и постельные принадлежности лежали в идеальном порядке. Он протянул руку. На первой полке находились выглаженные полотенца и платки. Он присел на корточки. Здесь были еще четыре выдвижных ящика под дверцами от шкафов. Дронго выдвинул первый ящик. Здесь лежало нижнее белье. Он нахмурился. Взглянул на Ганеева. Было такое ощущение, что он не просто роется в чужом личном белье, а раздевает неизвестную ему женщину в присутствии посторонних.

– Идиотизм, – сквозь зубы прошипел Дронго, – нужно было пригласить сюда супругу Каплуновича, чтобы она сама осматривала трусики своей сестры. Господи, как стыдно и глупо.

Он неожиданно поднялся.

– Мне нужно помыть руки, – пояснил он удивленному Ганееву, – нельзя рыться в личном белье грязными руками.

Он прошел в ванную комнату, долго и тщательно мыл руки, словно оттягивая момент, когда вернется в спальню. Ганеев прошел за ним в ванную и смотрел, как он моет руки. Все шампуни, мыло и баночки из-под кремов были аккуратно выстроены на полке. Два полотенца. Свежий банный халат белого цвета. Словно хозяйка сейчас вернется. Забавная мочалка в виде лягушки. Ночной крем для кожи. Кажется, Логутина уже думает о своей коже. В ее возрасте достаточно рано? Или как раз вовремя? Он не знал ответа на этот вопрос.

Вернувшись в спальню, он снова чертыхнулся и решительно присел на корточки. Итак, первый ящик. Здесь лежат ее трусики. В основном белые и черные, но встречаются и других цветов. Две пары почти прозрачных бикини. Интересно, в каких случаях она их надевает? Одна пара теплых, почти мужских трусов. Он быстро засунул их обратно, чтобы не показывать Ганееву. Открыл второй ящик. Здесь лежали бюстгальтеры. Логутина явно любит дорогое белье. И у нее не очень большая грудь. Второй или третий размер. Некоторые бюстгальтеры явно увеличивают грудь. Наверно, она их часто надевала.

Третий ящик. Здесь лежали комбинации, несколько пакетов прокладок, запечатанные пакеты колготок. Он почувствовал, как краснеет. Но почему он должен ковыряться в таких деталях под взглядом ничего не понимающего Ганеева? Рука нащупала какой-то предмет. Дронго нахмурился. Он не стал доставать этот предмет, а попытался его ощупать. Кажется, вибромассажер. Для молодой женщины, у которой давно нет мужчин, это, наверное, нормально. Или не совсем нормально, учитывая ее относительно молодой возраст. Он чуть подвинул к себе этот предмет, разглядывая его под шелковой комбинацией. Так и есть. Все нормально. У каждой молодой женщины после тридцати могут быть собственные секреты. Он задвинул прибор обратно и приступил к осмотру четвертого ящика.

Здесь находились какие-то кошельки, сумочки, различные свертки. Это его сразу заинтересовало. Он начал доставать кошельки и сумочки, внимательно исследуя их содержимое. В одной лежало несколько стодолларовых купюр. В другой было около восьмидесяти английских фунтов. Записки. Записная книжка. Она его заинтересовала. Он начал листать книжку, затем показал ее Ганееву. Небольшая книжка, заполненная фамилиями и номерами телефонов. Судя по всему, у Логутиной был почти идеальный почерк. Ровный и красивый.

– Мне придется ее забрать, – пояснил Дронго, – здесь много телефонов, а я должен все проверить.

– У меня нет таких указаний, – возразил Ганеев, – я должен позвонить и спросить разрешения.

– Звоните, – согласился Дронго.

В шкафах висели платья. Он обратил внимание, что у хозяйки было много брючных костюмов. Судя по размерам, она была почти спортивного телосложения. Он обернулся и посмотрел на трюмо. Там находилась большая фотография двух сестер. Старшая смотрела строго и внимательно, как и должна смотреть мать троих детей, а у Веры был более бесшабашный и веселый взгляд. Обе были в одинаковых шелковых платьях, отличавшихся только цветом. На платье Киры преобладали цвета красных тонов, тогда как у Веры – синих.